Мойзес Наим - Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе
Это не значит, что войны закончились. Между 1992 и 2003 годом количество внутригосударственных вооруженных конфликтов сократилось на 40 % (причем сюда относятся не только войны между государствами, но и войны, которые государства вели против негосударственных групп), однако потом снова увеличилось{153}. А количество негосударственных вооруженных конфликтов, которые исследователи, работавшие над проектом “Безопасность человечества” (Human Security Report Project), определили как “применение вооруженных сил двумя организованными группами, ни одна из которых не является правительством государства”, с 2008-го резко выросло (хотя с 2003 по 2008 год шло на убыль).
В наши дни боевые действия принимают различные формы, и крупные традиционные военные структуры стараются к ним как-то приспособиться. Вот лишь несколько примеров за последнее десятилетие:[14] лишившихся в 2011 году ног или рук{154}. И ему еще повезло: в том же году из-за СВУ погибли 250 солдат коалиции.
• Мумбаи, Индия, 26–29 ноября 2008 года: захватив индийский рыболовецкий траулер, десять пакистанских вооруженных бандитов прибыли в порт Мумбаи и организовали в городе несколько терактов, убили в общей сложности 168 человек и ранили более трехсот, после чего часть террористов ликвидировали, а часть арестовали.
• Монтеррей, Мексика, 25 августа 2011 года: вооруженные преступники из самого жестокого мексиканского наркокартеля “Лос-Сетас” напали на казино, зверски расправились со всеми, кто там находился, после чего подожгли здание. Погибло более 50 человек.
• Северо-восток острова Сокотра, Йемен, 7 февраля 2012 года: сомалийские пираты атаковали и захватили греческий сухогруз, ходивший под либерийским флагом, и отбуксировали его к берегам Сомали. Это было лишь одно из 37 нападений с начала 2012 года и одиннадцатый захваченный корабль, команду которого пираты взяли в заложники{155}.
• Вашингтон, округ Колумбия, май 2010 года: Торговая палата США обнаружила, что китайские хакеры за год до этого взломали ее компьютерную сеть, похитили информацию, касавшуюся членов палаты, данные электронной почты некоторых сотрудников и даже управляли термостатами, установленными в здании{156}. И это лишь одна из сотен таких атак на правительство США, военные силы и корпорации, осуществленных хакерами из Китая и других стран, причем многие из этих преступников связаны с правительством.
Как показывают эти примеры, угрозу для традиционной военной державы, такой как США, представляют не только новые враги, но и изменение способов ведения войны как таковой. Этим мы не в последнюю очередь обязаны революциям множества, мобильности и ментальности. СВУ, которые чаще всего использовались в Афганистане, Ираке, Сирии и других местах боевых действий, изготавливают не из плутония и сложных сплавов, а с помощью бытовой и сельскохозяйственной химии и предметов широкого потребления, из которых можно собрать бомбы. А расчеты для этих бомб составляют те, кому благодаря распространению образования удалось закончить учебу. Все это плоды революции множества. С помощью лодок из стеклопластика, дешевых АК-47 и реактивных гранат пираты захватывают огромные суда стоимостью в сотни миллионов долларов. Террористы, напавшие на Мумбаи, использовали имевшееся в их распоряжении оружие и технические средства связи – побочные продукты революций множества и мобильности, в том числе GPS для навигации в индийских территориальных водах, спутниковые и мобильные телефоны и карманные персональные компьютеры BlackBerry, посредством которых террористы поддерживали связь друг с другом во время атак, отслеживали действия полиции и распространяли по всему миру информацию о своих вопиющих преступлениях. Благодаря тому, что путешествовать и общаться стало проще, даже террорист-одиночка может нанести сильный удар по отдаленной цели, для чего раньше были нужны бомбардировщики или реактивные ракеты. Вспомните хотя бы “обувного террориста” Ричарда Рейда или “террориста с бомбой в трусах” Умара Абдулмуталлаба: оба пытались взорвать самолет, и им почти это удалось. Революция ментальности повысила уровень ожиданий и стремлений, которые зачастую либо искажались, либо оставались нереализованными, в результате чего общество получало недовольных фанатиков, преступников и будущих революционеров. И, что не менее важно, миллионы людей осознали: даже один-единственный человек может нанести существенный ущерб крупной державе. Причем забыть это они вряд ли смогут.
Все новые средства и возможности отнюдь не требуют иерархии и согласованности, которыми гордятся крупнейшие военные державы. Барьеры на участие в конфликте рухнули, и преимущества, которые некогда составляли силу крупных армий и помогали им отбивать наступление противника, утратили былую актуальность. С тех пор как доктрину “шока и трепета” впервые применили на практике, войны в Афганистане и Ираке велись вовсе не с помощью шквального артиллерийского огня, танковых атак и сверхзвуковых истребителей, не говоря уже о холодной логике и намеренной эскалации ядерной доктрины. Силам НАТО пришлось научиться воевать в условиях новой медиасферы, в которой их противникам куда легче распространять информацию через социальные сети и в которой репортеры, блогеры и активисты сообщают заинтересованной интернет-аудитории о каждой потере союзников и о каждом прискорбном инциденте, когда в ходе военной операции страдают мирные жители.
Трансформация конфликтов повлекла за собой пересмотр прежней тактики и стратегии в министерствах обороны и военных училищах, а также стимулировала стремление адаптировать к новым условиям организацию и теорию боевых действий. И “Четырехлетний прогноз министерства обороны”, опубликованный в 2010 году, основной директивный документ, который определяет методику ведения войны и оборонный бюджет, и “Оборонная концепция”, выпущенная в январе 2012 года, подчеркивают растущую важность мелких и асимметричных конфликтов, в которых принимают участие самые разные стороны{157}, причем “Оборонная концепция” называет “борьбу с терроризмом и войну с нерегулярными вооруженными формированиями” одними из главных задач вооруженных сил США.
Американские военные стратеги также обеспокоены тем, что новое высокоточное оружие, которое позволяет сбивать самолеты, топить корабли или попасть в один-единственный движущийся автомобиль на шоссе, становится все более доступно не только соперникам США, таким как Китай, и противникам, таким как Северная Корея, но и негосударственным образованиям. Томас Манкен, бывший заместитель помощника министра обороны по вопросам планирования политики, преподаватель Военно-морского колледжа, предупреждает: “Противоборствующие стороны обзаводятся управляемым высокоточным оружием (ВТО) и сопутствующими средствами, необходимыми для того, чтобы с минимальными затратами вести боевые действия с применением ВТО”{158}. Дроны, беспилотные летательные аппараты, которые в корне изменили разведку и проведение операций против боевиков и террористов, распространяются и применяются все шире, и любой, у кого есть несколько тысяч долларов, может с их помощью нанести существенный ущерб противнику.
Возвышение незначительных сил
“Принц хочет начать войну. Уверенный, что Бог на стороне больших армий, он вдвое увеличивает число своих солдат”, – писал Вольтер в XVIII веке. Однако в истории не раз и не два бывало так, что маленькие армии с успехом наносили урон, останавливали, а то и побеждали крупные военные силы.
Одним из ранних примеров этого служит битва при Фермопилах, которая случилась в 480 году до н. э. Воспользовавшись преимуществом, которое обеспечивали высота и труднопроходимая пересеченная местность, несколько тысяч греческих солдат на протяжении трех дней удерживали огромную армию персов, нанесли врагам серьезный урон и погибли, героически сражаясь. Греки проиграли Фермопильское сражение, однако ослабили персидскую армию и в конце концов отбили нападение. Начиная от библейского царя Давида и до Вьетконга (Национального фронта освобождения Южного Вьетнама) история изобилует примерами, когда слабые и плохо вооруженные стороны не сдавали позиции, отбивали атаки более крупных противников, а то и одерживали над ними победу.
В XX веке мастерами такого метода ведения военных действий зарекомендовали себя Че Гевара и Хо Ши Мин, а также Мао Цзэдун: разработанная им партизанская тактика во время гражданской войны в Китае помогла установить в стране коммунизм. Размышляя о том, чем партизанская война отличается от обычной, Мао обнаружил, что у них совершенно противоположные требования в том, что касается размеров и координации действий. “В партизанской войне, – писал Мао, – главную роль играют мелкие боевые подразделения, которые действуют независимо ни от кого, и не следует им мешать”. В традиционной войне, напротив, “командование централизовано… Все подразделения и поддерживающие войска должны действовать в высшей степени скоординированно”. В партизанской войне подобное командование и контроль “не только нежелательны, но и невозможны”{159}.
